Древнерусская Тоска
Куда ты, тройка, мчишься, куда ты держишь путь?
Ямщик опять
нажрался водки, или просто лег вздремнуть,
Колеса сдадены в музей,
музей весь вынесли вон,
В каждом доме раздается то ли песня, то ли
стон,
Как предсказано святыми все висит на волоске,
Я гляжу на это
дело в древнерусской тоске...
На поле древней битвы нет ни копий ни костей,
Они пошли на
сувениры для туристов и гостей,
Добрыня плюнул на Россию и в Милане
чинит газ,
Алеша, даром что Попович, продал весь иконостас.
Один
Илья пугает девок, скача в одном носке,
И я гляжу на это дело в
древнерусской тоске...
У Ярославны дело плохо, ей некогда рыдать,
Она в конторе с
пол-седьмого, ней брифинг ровно в пять,
А все бояре на "Тойотах"
издают "PlayBoy" и "Vogue",
Продав леса и нефть на запад, СС20 - на
восток.
Князь Владимир, чертыхаясь, рулит в море на доске,
Я гляжу
на это дело в древнерусской тоске...
У стен монастыря опять большой переполох,
По мелкой речке к ним
приплыл четырнадцатирукий бог.
Монахи с матом машут кольями, бегут
его спасти,
А бог глядит, что дело плохо, и кричит "пусти,
пусти",
Настоятель в женском платье так и скачет на песке,
Я гляжу
на это дело в древнерусской тоске...
А над удолбанной Москвою в небо лезут леса,
Турки строят муляжи
Святой Руси за полчаса,
А у хранителей святыни палец пляшет на
курке,
Знак червонца проступает вместо лика на доске,
Харе кришна
ходят строем по Арбату и Тверской,
Я боюсь, что сыт по горло
древнерусской тоской...
Наверх
Дубровский
Когда в лихие года пахнет народной бедой,
тогда в полуночный час,
тихий, неброский,
из леса выходит старик, а глядишь - он совсем не
старик,
а напротив, совсем молодой красавец Дубровский
Проснись, моя Кострома, не спи, Саратов и Тверь,
не век же нам
мыкать беду и плакать о хлебе,
Дубровский берет ероплан, Дубровский
взлетает наверх,
летает над грешной землей, и пишет на небе -
"Не плачь, Маша, я здесь;
не плачь - солнце взойдет;
не прячь
от Бога глаза,
а то как он найдет нас?
Небесный храм Иерусалим
горит сквозь холод и лед
и вот он стоит вокруг нас,
и ждет
нас, и ждет нас...."
Он бросил свой щит и свой меч, швырнул в канаву наган,
он понял,
что некому мстить, и радостно дышит,
в тяжелый для Родины час над
нами летит его ероплан
красивый, как иконостас, и пишет, и пишет -
"Не плачь, Маша, я здесь;
не плачь - солнце взойдет;
не прячь
от Бога глаза,
а то как он найдет нас?
Небесный храм Иерусалим
горит сквозь холод и лед
и вот он стоит вокруг нас,
и ждет
нас, и ждет нас...."
Наверх
Черный Брахман
Когда летний туман пахнет вьюгой,
Когда с неба крошится
труха,
Когда друга прирежет подруга,
И железная вздрогнет
соха,
Я один не теряю спокойства,
Я один не пру против
рожна.
Мне не нужно не пушек ни войска,
И родная страна не нужна.
Что мне ласковый шепот засады,
Что мне жалобный клекот врага?
Я
не жду от тиранов награды,
И не прячу от них пирога.
У меня за
малиновой далью,
На далекой лесной стороне,
Спит любимая в
маленькой спальне
И во сне говорит обо мне...
Ей не нужны ни ведьмы ни судьи,
Ей не нужно ни плакать ни
петь,
Между левой и правою грудью
На цепочке у ней моя
смерть.
Пусть ехидны и дядьки с крюками
Вьются по небу, словно
гроза -
Черный брахман с шестью мясниками
Охраняет родные глаза.
Прекращайся немедленно, вьюга,
Возвращайся на небо,
труха.
Воскрешай свово друга, подруга,
Не грусти, дорогая
соха.
У меня за малиновой далью,
Равнозначная вечной
весне,
Спит любимая в маленькой спальне,
И во сне говорит обо
мне,
Всегда говорит обо мне.
Наверх
|
