Серебряная Роза
(инструментал)
Наверх
Центр Циклона
Вчера я пил, и был счастливый,
Сегодня я хожу больной,
Ах что ж
ты, мать - сыра природа,
Ох столь безжалостна со мной?
Снился мне сон, что я был трезвый,
Ангелы пели в небесах.
А я
проснулся в черном теле,
звезда застряла в волосах.
Говорила мне
мать - летай пониже,
Говорила жена - уйдешь на дно...
А я живу в
центре циклона,
И вверх и вниз - мне все равно.
А люди работают за
деньги,
Смотрят в окно на белый свет.
А в нашем полку - все
камикадзе,
Кто все успел - того здесь нет.
Так скажем "Банзай", и
Бог с ней, с твердью;
Все, что прошло - сдадим в утиль.
И здесь у
нас в центре циклона,
Снежные львы и полный штиль.
Сегодня я опять счастливый,
А завтра я опять больной,
За что ж
ты, мать - сыра природа,
Настоль безжалостна со мной?
Опомнись,
мать - сыра природа,
Я все же сын тебе родной!
Наверх
Максим-Лесник
Я хотел стакан вина - меня поят молоком,
Ох я вырасту быком, пойду
волком выти.
Сведи меня скорей с Максимом - лесником,
Может он
подскажет как в чисто поле выйти.
То ли вынули чеку, то ль порвалась связь времен,
Подружились
господа да с господней сранью.
На святой горе Монмартр есть
магический Семен,
Он меняет нам тузы на шестерки с дрянью.
Раньше сверху ехал Бог, снизу прыгал мелкий бес,
А теперь мы все
равны, все мы анонимы.
Через дырку в небесах въехал белый
Мерседес,
Всем раздал по три рубля, и проехал мимо.
Чаши с ядом и с вином застыли на весу
Ох, Фемида, где ж твой меч,
где ты была раньше?
Вдохновение мое ходит голое в лесу,
То
посмотрит на меня, а то куда дальше.
Я опять хочу вина, меня поят молоком,
Ох я вырасту быком, пойду
волком выти,
Сведи меня скорей с Максимом - лесником
Может он
подскажет как в чисто поле выйти.
Наверх
Древнерусская Тоска
Куда ты, тройка, мчишься, куда ты держишь путь?
Ямщик опять
нажрался водки, или просто лег вздремнуть,
Колеса сдадены в музей,
музей весь вынесли вон,
В каждом доме раздается то ли песня, то ли
стон,
Как предсказано святыми все висит на волоске,
Я гляжу на это
дело в древнерусской тоске...
На поле древней битвы нет ни копий ни костей,
Они пошли на
сувениры для туристов и гостей,
Добрыня плюнул на Россию и в Милане
чинит газ,
Алеша, даром что Попович, продал весь иконостас.
Один
Илья пугает девок, скача в одном носке,
И я гляжу на это дело в
древнерусской тоске...
У Ярославны дело плохо, ей некогда рыдать,
Она в конторе с
пол-седьмого, ней брифинг ровно в пять,
А все бояре на "Тойотах"
издают "PlayBoy" и "Vogue",
Продав леса и нефть на запад, СС20 - на
восток.
Князь Владимир, чертыхаясь, рулит в море на доске,
Я гляжу
на это дело в древнерусской тоске...
У стен монастыря опять большой переполох,
По мелкой речке к ним
приплыл четырнадцатирукий бог.
Монахи с матом машут кольями, бегут
его спасти,
А бог глядит, что дело плохо, и кричит "пусти,
пусти",
Настоятель в женском платье так и скачет на песке,
Я гляжу
на это дело в древнерусской тоске...
А над удолбанной Москвою в небо лезут леса,
Турки строят муляжи
Святой Руси за полчаса,
А у хранителей святыни палец пляшет на
курке,
Знак червонца проступает вместо лика на доске,
Харе кришна
ходят строем по Арбату и Тверской,
Я боюсь, что сыт по горло
древнерусской тоской...
Наверх
Дубровский
Когда в лихие года пахнет народной бедой,
тогда в полуночный час,
тихий, неброский,
из леса выходит старик, а глядишь - он совсем не
старик,
а напротив, совсем молодой красавец Дубровский
Проснись, моя Кострома, не спи, Саратов и Тверь,
не век же нам
мыкать беду и плакать о хлебе,
Дубровский берет ероплан, Дубровский
взлетает наверх,
летает над грешной землей, и пишет на небе -
"Не плачь, Маша, я здесь;
не плачь - солнце взойдет;
не прячь
от Бога глаза,
а то как он найдет нас?
Небесный храм Иерусалим
горит сквозь холод и лед
и вот он стоит вокруг нас,
и ждет
нас, и ждет нас...."
Он бросил свой щит и свой меч, швырнул в канаву наган,
он понял,
что некому мстить, и радостно дышит,
в тяжелый для Родины час над
нами летит его ероплан
красивый, как иконостас, и пишет, и пишет -
"Не плачь, Маша, я здесь;
не плачь - солнце взойдет;
не прячь
от Бога глаза,
а то как он найдет нас?
Небесный храм Иерусалим
горит сквозь холод и лед
и вот он стоит вокруг нас,
и ждет
нас, и ждет нас...."
Наверх
Инцидент в Настасьино
Дело было как-то ночью, за околицей села,
Вышла из дому Настасья в
чем ее мама родила,
Налетели ветры злые, в небесах открылась
дверь,
И на трех орлах спустился незнакомый кавалер.
Он весь блещет, как Жар-Птица, из ноздрей клубится пар,
То ли
атаман, то ли брахман, то ли полный аватар
Он сказал - "У нас в
нирване все чутки к твоей судьбе,
Чтоб ты больше не страдала, я
женюся на тебе."
Содрогнулась вся природа, звезды градом сыплют вниз,
Расступились
в море воды, в небе радуги зажглись.
Восемь рук ее обьяли, третий
глаз сверкал огнем,
Лишь успела крикнуть "мама", а уж в рай взята
живьем.
С той поры прошло три года, стал святым колхозный пруд,
К нему
ходят пилигримы, а в нем лотусы цветут.
В поле ходят Вишна с Кришной,
климат мягок, воздух чист,
И с тех пор у нас в деревне каждый третий
- индуист.
Наверх
Истребитель
Расскажи мне, дружок, отчего вокруг засада?
Отчего столько лет
нашей жизни нет как нет?
От ромашек - цветов пахнет ладаном из
ада,
И апостол Андрей носит "Люгер" пистолет?
От того, что пока снизу ходит мирный житель,
В голове все вверх
дном, а на сердце маета,
Наверху в облаках реет черный
истребитель,
Весь в парче-жемчугах с головы и до хвоста.
Кто в нем летчик - пилот, кто в нем давит на педали?
Кто вертит
ему руль, кто дымит его трубой?
На пилотах чадра, ты узнаешь их едва
ли,
Но если честно сказать - те пилоты мы с тобой.
А на небе гроза, чистый фосфор с ангидридом,
Все хотел по любви,
да в прицеле мор да тла
Рвануть холст на груди, положить конец
обидам,
Да в глахах чернота, в сердце тень его крыла...
Изыди, гордый дух, поперхнись холодной дулей.
Все равно нам не
жить, с каждым годом ты смелей.
Изловчусь под конец и стрельну
последней пулей,
Выбью падаль с небес, может станет
посветлей...
Наверх
Черный Брахман
Когда летний туман пахнет вьюгой,
Когда с неба крошится
труха,
Когда друга прирежет подруга,
И железная вздрогнет
соха,
Я один не теряю спокойства,
Я один не пру против
рожна.
Мне не нужно не пушек ни войска,
И родная страна не
нужна.
Что мне ласковый шепот засады,
Что мне жалобный клекот врага?
Я
не жду от тиранов награды,
И не прячу от них пирога.
У меня за
малиновой далью,
На далекой лесной стороне,
Спит любимая в
маленькой спальне
И во сне говорит обо мне...
Ей не нужны ни ведьмы ни судьи,
Ей не нужно ни плакать ни
петь,
Между левой и правою грудью
На цепочке у ней моя
смерть.
Пусть ехидны и дядьки с крюками
Вьются по небу, словно
гроза -
Черный брахман с шестью мясниками
Охраняет родные
глаза.
Прекращайся немедленно, вьюга,
Возвращайся на небо,
труха.
Воскрешай свово друга, подруга,
Не грусти, дорогая
соха.
У меня за малиновой далью,
Равнозначная вечной
весне,
Спит любимая в маленькой спальне,
И во сне говорит обо
мне,
Всегда говорит обо мне.
Наверх
Великая Железнодорожная Симфония
Я учился быть ребенком, я искал себе причал,
Я разбил свой доб в
щебенку об начало всех начал.
Ох нехило быть духовным - в голове одни
кресты,
А по свету мчится поезд, и в вагоне едешь ты.
Молодым на небе нудно, да не влезешь, если стар.
По Голгофе бродит
Будда и кричит "Аллах Акбар".
Неизвестно где мне место, раз я в этоя
стороне,
Машинист и сам не знает, что везет тебя ко мне.
Есть края, где нет печали, есть края, где нет тоски.
Гроб
хрустальный со свечами заколочен в три доски
Да порою серафимы
раскричатся по весне.
Машинист и сам не знает, что везет тебя ко
мне.
В мире все непостоянно, все истлеет - вот те крест.
Я б любил всю
флору-фауну - в сердце нет свободных мест.
Паровоз твой мчит по
кругу, рельсы тают как во сне,
Машинист и сам не знает, что везет
тебя ко мне.
Наверх
|
