Пустые места группы "Аквариум" (46)

Сегодня День Рождения Всеволода Гаккеля. Некоторые, правда, склонны считать вымышленным этот персонаж, неизменно сопутствующий  АКВАРИУМУ почти с самого его образования  (помните: "В ответ на призыв, брошенный Борисом в космическое пространство, появляется  Гаккель..."?) и  вплоть до 1988 года. Миф или нет человек,  игравший в АКВАРИУМЕ  на странном и крупногабаритном инструменте, не выяснено до сих пор, но зато совершенно ясно, что в Питере живет музыкант с такими паспортными данными (имя и фамилия :-)), и у него даже есть адрес электронной почты! С Днем рождения, Сева, и спасибо - Вы являетесь одним из тех людей, которые повлияли на мою жизнь.

"Всеволод Гаккель. Был похищен из фолк-рок коллектива "Акварели" в 1975. Его квартира служила неизменной точкой репетиций "Аквариума" вплоть до 1986. М.б. перестал играть в группе где-то во время записи "Равноденствия", но принимал деятельное критическое участие в записях demo "Radio London" в 1990. Все записи до 87 года проходили при его самом деятельном участии. После "Аквариума" - основатель и духовный отец первого ленинградского независимого музыкального клуба "ТамТам" (1991-1996), играл в группе "Вино" и продюсировал группу "Химера".

ВСЕВОЛОД ГАККЕЛЬ

Он был участником золотого состава группы АКВАРИУМ, он стал духовным отцом всех питерских панков, и он любит кататься на велосипеде.

В Петербурге живет масса интересного народа, но народ этот прячется от посторонних глаз. Этих людей, конечно, можно встретить на улице, но табличек с надписью Интересный Человек у них на шее нет, а посему удается им гулять незамеченными.

Всеволод Гаккель скрывается у себя в квартире. Строительный хлам и новая ванна в прихожей верные признаки ремонта. В соседней комнате Гаккель слушает новый альбом Джорджа Мартина и принимает гостей.

Он родился 19 февраля 1953 года в известной петербургской семье. Его папа Яков Яковлевич Гаккель крупный ученый-полярник, исследователь высоких широт да к тому же еще и челюскинец. Его дедушка Яков Модестович Гаккель тот самый знаменитый изобретатель дореволюционных самолетов Гаккель и, уже после революции, создатель первого советского тепловоза. Еще дедушка знаменит тем, что избавил питерских лошадей от рабства, ведь именно он занимался электрификацией общественного транспорта, то есть превращением конки в трамвай.

Профессорский сыночек Сева в детский сад не ходил и посещал музыкальную школу. В этой школе ему досталась виолончель, обращению с которой он безупречно и обучился. Однако, вместо того, чтобы идти дальше в консерваторские выси, плюнул он на эти дела, да и пошел в Армию. Понравилось ему в Армии или нет, я не знаю. Но после службы академическая карьера не возобновилась.

- Хорошее было время. Я устроился экспедитором на фирму МЕЛОДИЯ, развозил грампластинки по деревням. А в свободное время играл на виолончели в группе АКВАРЕЛИ. Теперь этот коллектив называется ЯБЛОКО и работает с Мариной Капуро. Именно в составе АКВАРЕЛЕЙ я в первый раз появился перед рок-тусовкой. По иронии судьбы мы выступали с группой НУ ПОГОДИ (в которой гитаристом был Александр Ляпин) и группой АКВАРИУМ. Лично с Гребенщиковым я познакомился в гостях у своих знакомых, и очень скоро мы стали друзьями. Поводом для нашей дружбы были чисто тинейджерские интересы ну, там, переписать пластинку, обменяться какой-то информацией. Дома мы переписывали новейшие фирменные пластинки, а на работе я сидел среди советского винила. Такая у меня была граммофонная жизнь. Кстати, позднее я перешел в ДОМ ГРАМПЛАСТИНОК музыкальным редактором. Контролировал распределение товара.

- Это правда, что когда стали появляться первые пластинки АКВАРИУМА, ты пользовался служебным положением и рассовывал их по контейнерам, которые уходили в регионы? Говорят группа стала популярной именно из-за этого...

- Хорошая идея. Жаль, она мне не пришла в голову в свое время. Я уволился из Дома Грампластинок в 82 году. А тогда ни о каких собственных дисках мы и не мечтали. Хотя, будь моя воля, сложил бы я все альбомы АКВАРИУМА в один большой контейнер да и отправил бы куда-нибудь на Чукотку (смеется). Кстати, после 82-го года я ни разу не работал в режиме нормального человека, т.е. с девяти до пяти. Началась эпоха дворников и сторожей. Я перебивался случайными заработками, работал на железной дороге, рубил лес. Это было рок-н-рольным стилем 80-х.

- Твоя основная работа была играть в АКВАРИУМЕ.

- Это не было работой. Это было удовольствием. Мы репетировали у меня дома. Боря стал моим лучшим другом. Мы встречались каждый день, играли музыку так, как нам этого хотелось. Кстати, моя квартира в течение многих лет была штаб-квартирой АКВАРИУМА. У меня был телефон и возможность тихо репетировать. Музыка была акустической, потому что незадолго до нашего знакомства у Гребенщикова украли электрогитару.

- Кто знает, если бы ее не украли, отечественный рок развивался, может быть, по-другому...

- Может быть... (опять смеется) Ты знаешь, мы оказались первой популярной андеграундной группой. Известность пришла в начале 80-х благодаря тому, что мы начали записывать магнитоальбомы... И мы допустили очень много ошибок. Быть первыми очень тяжело. Это сейчас на основе опыта АКВАРИУМА и других групп нашего поколения можно сказать: "Вот этого не нужно было делать". А тогда нам показалось, что вот оно, пришло время собирать камни. И все эти деньги, вся слава, что на нас обрушилась - это все заслуженно, так и надо! Мы забыли, что такое творчество без оглядки на аудиторию. Мы совсем перестали репетировать и играли вместе только на концертах. Это было ужасно... И так продолжалось несколько лет! Творчество исчезло. Началась коммерция. Мы разучились быть разборчивыми и нас понесло.

- Это были медные трубы.

- Наверное. И каждый из нас по-разному на это отреагировал. Мне было очень плохо. Я чувствовал, что АКВАРИУМ умирает и мы потеряли чувство общности. Исчезло содержание, осталась лишь форма. С перестройкой произошел взрыв интереса к запретной прежде музыке, и мы стали достоянием толпы. Люди набивали собой стадионы, чтобы увидеть нас, а я чувствовал, что наша музыка им непонятна и что это нечто вроде истерии. Еще в 84-м году я пытался уйти из группы, а окончательно решился на это лишь в 88-м.

- Четыре года мучился?

- Да. Понимаешь, это было большое Искушение Аквариума. Я не хотел играть в группе, которая по большому счету уже умерла. И я постоянно уходил и возвращался. Раньше в группе все были друзья, но начиная с середины 80-х вдруг дружба отошла на второй план. В Аквариуме стали появляться люди, соответствующие некоему профессиональному ожиданию. Каждый из них выстраивал свои собственные отношения с Гребенщиковым. Появились более главные и менее главные участники, возникла иерархия взаимоотношений. Твоя судьба в команде зависела теперь от твоих отношений с Борисом. И это до сих пор так. Я считаю, что БГ не имеет права называть свою нынешнюю группу АКВАРИУМОМ.

- АКВАРИУМ должен был оставаться группой друзей?

- Да. Настоящее творчество возникает только тогда, когда в коллектив изначально объединяются друзья. Пусть они бывают не сильны как инструменталисты. Зато есть общий дух и желание делать что-то, одинаково важное для всех. Деньги и бизнес к этому не могут иметь никакого отношения.

- Ты противник коммерции?

- Я просто считаю, что она слишком изменяет изначальный подход к творчеству. И мне это неинтересно.

- Ты уходил и возвращался. Не хватало духу решится на что-то одно?

- Я же сказал, что это было искушением. Деньги, успех, возможности... Я оказался слаб. С другой стороны, если бы меня не вытягивали за собой на сцену, может, я бы остался где-нибудь лесником при моей-то тяге к одиночеству. И уж совершенно точно я не смог бы сделать то, с чем связана вся моя жизнь в 90-х.

Его жизнь в 90-х показала всей питерской художественной тусовке, как радикален может быть казалось бы известный всем тихоня и миролюб. Связи популярного АКВАРИУМА дали Гаккелю возможность поездить по миру и открыть неожиданные вещи. В 1990 году он несколько месяцев жил в Лондоне на лодке Дэйва Стюарта (EURYTHMICS), бродил по городу, общался с тамошней богемой. Завел американских друзей SONIC YOUTH, познакомился с Дэвидом Бирном. Гаккель увидел жизнь супер-звезд изнутри. А еще он обнаружил, как ему хорошо в маленьких прокуренных клубах с шумной музыкой. Он решил, что в Питере не хватает именно такого маленького шумного прокуренного клуба. Так в начале 90-х возникло беспрецедентное явление на углу Малого проспекта Васильевского острова и 16-й линии клуб ТаМтАм. Это был первый демократический музыкальный клуб города. Двери его были открыты для всех музыкантов и для любых зрителей. Появилась площадка для непризнанных групп в ответ в городе произошел взрыв музыки 20-летних. Музыкальный Петербург стал другим.

- Когда я начинал ТаМтАм, я практически ставил социальный эксперимент. Мне хотелось построить такое место, куда бы ходил я сам, если бы мне было двадцать лет. И мне это удалось.

- Ты был человеком другого поколения для всех музыкантов, которые выступали в клубе. Как тебе удалось стать всем им другом и практически духовным отцом?

- Я не знал никого из молодых музыкантов. Судьба участника звездного коллектива общаться с такими же "звездами". Мы варились в собственном соку, не зная, что происходит на самом деле. И когда я вдруг услышал и увидел этих ребят, которые очень искренне играли свою необычную для меня музыку, я влюбился в них. Я открыл для себя как будто новый мир. И я жил этим миром несколько лет. Более того, я скажу, что именно в ТаМтАме я услышал некоторые вещи, которые считаю своими самыми сильными музыкальными впечатлениями за всю жизнь.

- ТаМтАм был слишком идеалистичной моделью. Он оказался нежизнеспособен. Клуба больше нет.

- Клуба нет, но в городе живет поколение людей, прошедших через него. Это особенные люди. В них очень много творческой силы. А клуб развалился по причинам, не имеющим отношения к бизнесу. Он был живым организмом и умер естественной смертью. Пришло другое время и появились другие культурные точки.

- Что было после ТаМтАма?

- Я хотел закончить свою общественную деятельность, но ничего не получилось. Просто была такая группа ХИМЕРА и ее лидер Эдик Старков. Их творчество для меня было абсолютно. Я подумал, что смогу помочь им сделать музыкальную карьеру, не допуская ошибок АКВАРИУМА. Они играли исключительно завораживающую, но экстремальную музыку. Я подключил все свои старые связи, стал директором коллектива. Но все оборвалось очень быстро Эдик трагически умер. Вместе с ним умерла огромная часть моей жизни. Я попытался передать идеи того времени, выпуская кассеты с записями групп нашего клуба. Я создал звукозаписывающий лейбл ТаМтАм и издал альбом ХИМЕРЫ и еще одной своей любимой группы MARCSHEIDER KUNST. И все.

- Чем ты занимаешься сейчас?

- Я с большим энтузиазмом принял приглашение играть на виолончели в VERMICELLI ORCHESTRA. Сейчас мы пишем новый альбом. Кроме этого я фактически стал артистическим директором международного фестиваля Сергея Курехина. Сергей был моим другом, и после его смерти я стал помогать Насте Курехиной в делах, связанных с наследием ее мужа. Мои организаторские способности здесь применяются на все сто. В прошлом году я принимал участие в организации фестиваля "Другая Музыка", в котором играли необычные команды инструментальные, этнические, экспериментальные. Я все еще пытаюсь помочь своей любимой музыке найти слушателя.

- Что в Питере ты считаешь актуальным сейчас с точки зрения музыки и искусства вообще?

- Я не слежу за творческой жизнью города и ничего тебе в ответ не скажу. У меня очередной период в жизни. Я чего-то жду. А седины в бороде все прибавляется... Я не знаю, что будет завтра. Но в любом случае я рад, что смог быть своим для музыкантов всех поколений питерской музыки. Этим не каждый может похвастаться.

Гаккель умудрился жить все эти годы, будто улавливая артистическую суть времени и занимаясь каждый раз чем-то, внешне радикально отличающимся от его прежних занятий. И тем не менее в одном этот человек удивительно логичен - он был и остается актуальным и соответствующим времени. А наше время, наверное, они и вправду такое ждать, делать в квартире ремонт и слушать любимую музыку. Как долго?

Гаккель в числе первых российских музыкантов побывал на Западе и хорошо понимал, что рок-н-ролльная жизнь происходит не на стадионах (см. его публикацию "TaMtAm без иллюзий" в "Пчеле" #8). Тогда петербургская ситуация напоминала ему Ливерпуль начала 60-х (The Beatles еще не появились, но уже существовало множество групп) - нужно было только создать питательную среду в виде сети музыкальных клубов. Приезд Sonic Youth оказался как нельзя кстати у нью-йоркские "гитарные террористы" задали направление. Помещение предоставил председатель Василеостровского молодежного центра Александр Кострикин и 3 июля 1991 года TaMtAm открылся.

Подобно Хилли Кристалу из клуба CBGB s, породившего в конце 70-х нью-йоркскую "новую волну", Гаккель сосредоточился на неизвестных и даже почти не умеющих играть группах. Но если Кристал ставил целью для своих групп заключение контракта с фирмой звукозаписи, то координатор TaMtAm а скорее рассчитывал стимулировать клубное движение, в чем преуспел. (Да и о каких контрактах могла идти речь в России образца 1991 года?) В клубе играли группы самых разных направлений (рокабилли, инди-поп, панк и даже авангардный джаз), и хотя в журнале Rock Fuzz встречался термин "генерация TaMtAm" или даже "TaMtAm-стиль", суть его выражали лишь две группы у "Нож для Frau Muller" и "Химера". Судьба обеих печальна. Только одна из начинавших свою концертную деятельность в TaMtAm е групп впоследствии получила и контракт, и известность, выходящую за рамки клубной сцены. Это - TequilaJazzz.

Украдено с http://www.pchela.ru/

Всеволод Гаккель

Z U D W A

Новые дворники, сторожа и кочегары
Ни шагу назад!
...Но и ни шагу вперед

Когда пишут о музыканте, то принято давать оценку его творчеству.

Обычно это делают музыкальные критики либо журналисты, с мнением которых принято считаться. Я не принадлежу ни к той, ни к другой категории, и постараюсь от этого воздержаться. К кому мне себя отнести? Больше всего мне хотелось бы отнести себя к друзьям. Но другом Эдику я, пожалуй, не был и даже не был приятелем. В лучшем случае - старшим товарищем. И, наверное, моей самой большой ошибкой в эпопее с "Химерой" было предложение стать их менеджером (этаким Бари Алибасовым), когда я связал себя обязательствами по отношению к этой группе, и финансовыми в том числе. Как бы удачно ни складывалось наше сотрудничество, думаю, что абсолютной удовлетворенности действиями менеджера не бывает. Тем более в это, может быть, самое сложное время, когда талант никому не нужен, и все стало развиваться по уродливым законам ресторанного шоу-бизнеса. Хотя единственное, чего мне хотелось - это как раз дружбы.

Когда "ТаМtAm" начал принимать конкретные очертания, и я увидел, что, может быть, мои усилия на этом поприще не бесполезны, у меня возникла иллюзия, что все еще поправимо, и мы по крупице сможем создать нормальную схему, которая начнет работать на музыканта.

Клуб в то время больше походил на хипповую коммуну, нежели на Мекку панк-рока. Молодежный центр, который нас пустил, еще носил следы былого процветания, и фойе было завалено грудами разломанных театральных кресел, которыми невозможно было пользоваться, но которые при этом было некуда деть. Эти обломки мы стали развинчивать, и образовалось огромное количество мягких сидений, на которых удобно было сидеть, если их положить прямо на пол. Поскольку сцена была невысокая, мы стали раскладывать несколько рядов этих сидений перед сценой. На них устраивалось человек тридцать-сорок, затем ставили несколько рядов оставшихся в живых кресел, а за ними в зал уже набивались те, кому не хватало сидяче-лежачих мест. Пустой зал перед концертом выглядел достаточно бредово, но та категория людей, которая стала туда ходить, ни на что не обращала внимания и с благодарностью принимала то, что ей предлагали. И во время концерта зал являл собой странную картину, когда люди сидели, лежали, стояли, а иногда даже казалось, что свисали с потолка. Как раз таким и был первый концерт "Депутата Балтики" в "TaMtAme" в октябре 1991 года.

Я до этого ничего не слышал ни об одной из тех групп, что в то время у нас выступали, и даже не прослушивал демо записи, поэтому ни малейшего представления не имел, что за музыку играет очередная записавшаяся на выступление группа. К тому времени уже состоялись главные концерты, я уже начинал ориентироваться в ситуации и уже привык от каждого нового концерта ожидать откровения. Конечно же, сейчас я могу вспомнить только ощущение от того концерта, и это было ощущением радости от соприкосновения с настоящим. С тех пор на концертах этой группы оно меня не покидало, и даже когда позднее к нему стала примешиваться боль, это ощущение не проходило. После концерта я подошел к ним - в то время у нас не было никакой гримерной и вообще никакого backstage area, и предлoжил им выступить в удобное для них время. Я чувствовал себя немного неловко, поскольку в то время этот мир меня к себе еще не подпускал. Хоть я и организовал этот клуб, ко мне относились настороженно.

Конечно же, я прекрасно представлял себе, что уже прямо тогда с этим надо было что-то делать. Нужно было создавать лэйбл, записывать и издавать эту музыку. Но мне самому это было не под силу, и я думал, что если я стал решать эту проблему на уровне клуба, то вот сейчас появятся молодые предприимчивые люди, которые станут все это делать. Пока же уже хорошо было то, что некоторые группы получили возможность регулярно выступать.

Сейчас я уже не помню точно, но примерно в это время, когда еще играл Гена Бачинский, и они еще назывались "Депутатом Балтики", очередной концерт Эдик начал с того, что при свете тусклой лампочки, почти в полной темноте, поджарил на плитке яичницу, угостил ею дружков, сидящих на полу перед сценой, затем вылил на голову пузырек шампуня и, тщательно намылив всю голову и лицо, сделал себе из пены ирокеза. Когда он взял в руки гитару и запел, пена постепенно начала опадать и на белой маске стали проявляться глаза, а ирокез устало опустился на лоб. Это имело такой зрительный психоделический эффект, которого невозможно достичь никакой компьютерной мультипликацией. Концерт завершился тем, что прямо на сцене он вылил на голову ведро воды, вымылся по пояс, собрал свою гитару и трубы и, улыбнувшись своей детской улыбкой, немного стесняясь, ушел домой. Я настолько стушевался, что даже побоялся подойти к нему, чтобы выразить свое не знаю что, то ли восторг, то ли испуг. В этом человеке я увидел такую силу, которая меня притягивала и пугала одновременно. Нет, не испуг. Сила была абсолютно позитивна, скорее состояние, когда захватывает дух. Безусловно, я становился преданным фаном этой группы.

У меня в то время был хороший фотоаппарат, и иногда у меня получались удачные снимки, но в это время я боялся все это вспугнуть и никогда не фотографировал. Сейчас, конечно, немного жалею, поскольку первый период нашего клуба остался совершенно незафиксированным, хотя я и по-прежнему считаю, что тогда делал правильно.

Первая "Егазеба", побочный проект Эдика, иногда включавший всю группу, состоялась в марте 1992 года. Она поразила меня тем, что эти не очень искусные музыканты просто выходили на сцену, брали в руки инструменты и очень уверенно начинали играть спонтанную музыку. И удивительно, что это получалось примитивнее, но интереснее, чем многие импровизационные концерты маститых музыкантов, что мне приходилось видеть, которые строились по этому же принципу. Здесь не было амбиций, а было подкупающее естество. Тогда я впервые увидел, как Эдик играет на гармони и трубе. Но все по-настоящему началось, когда он заиграл на электрической гитаре. И с этого началась "Химера".

Первый концерт "Химеры" состоялся в мае 1992 года. Я не знаю, чем был обусловлен уход Гены Бачинского, тем более что он не ушел совсем, а взял на себя функции менеджера. Но в силу ли обстоятельств Эдику пришлось играть на электрической гитаре, или это было обусловлено новой концепцией, это был, безусловно, переход в новое качество - Эдик оказался незаурядным гитаристом. Хотя вся его игра заключалась в звуке, аналога которому я не могу и не пытаюсь найти. Я не знаю, как он это делал, но он умудрялся извлекать такой звук, который я ощущал чисто физически. Изменился звук всей группы, было такое ощущение, что все заиграли по-другому. И это был стопроцентный панк-рок.

Летом я по-прежнему работал сезонным рабочим на теннисном корте.

Денег мне уже не платили, и я выполнял всю работу безвозмездно за право находиться там столко - сколько я захочу. Получалось так, что я на таких условиях имел "дачу" почти в центре города, и постепенно "TaMtAm" плавно перекочевал с Васильевского острова на Каменный. Иногда приходили Паша и Эдик со своей невестой Тосей. Я про них так ничего не знал, поскольку у меня пока не складывались отношения ни с одной из групп. Это был период, когда мы все притирались друг к другу, и моя "дача" была лучшим для этого местом. Оказалось, что мы с Эдиком были почти коллегами - он работал дворником на Петроградской и иногда выручал меня садовым инвентарем.

Чуть позже Лена Гудкова, которая тоже очень привязалась к этой группе, предприняла попытку записать студийный альбом "Химеры", которую она и осуществила на свои деньги в одной из студий "Мелодии" на Большой Охте. Но, к сожалению, дальнейшего развития этот проект не получил. Выпустить значительным тиражом альбом мы были не в состоянии, и он так и разошелся в количестве около сотни вручную записанных Геной кассет.

Это была самая бредовая группа, с которой мне довелось пересекаться, но они стали выступать в этом клубе каждый четверг в течение целого сезона. Если забраться в "ТаМtАm", то там и сейчас на стене репетиционной точки, где они жили на "нарах", можно обнаружить портреты Тимы Земляникина и Димы, руки неизвестного мастера. Хотя я почти не бывал там по будням, если этого не требовали какие-нибудь хозяйственные дела, мне иногда удавалось подсмотреть и подслушать, как рождался тот или иной проект. То, как Тима делал фонограмму для очередной "Авдогесы", того стоило. Он колдовал над проигрывателем, подвязывая тонарм на резинке и записывал на магнитофон немыслимые механические петли из рок-н-ролльной классики, детских песен, а иногда и просто включал целую песню "Ласкового мая". Затем уже под эту фонограмму без репетиций он выходил на сцену, как всегда садился на корточки спиной к залу и начинал свой безумный даб, в это время Эдик в своей обычной манере играл на гитаре, а Дима играл на басу с фузом и блажил дурным голосом.

Иногда, предаваясь мирским утехам, они продавали пустые бутылки вместе с ящиками, из-за чего мне постоянно приходилось с ними ссориться. Пиво к концерту можно было купить только в обмен на посуду с тарой и, подворовывая, они ставили нас в затруднительное положение, что повлекло за собой конец "Авдогесы". Тима был изгнан, а Диме было отказано в пансионе. Правда, его потом из жалости пустили, но вскоре он сел в тюрьму, попавшись с какой-то дрянью.

Последние годы Эдик жил в Выборге и играл на барабанах в местной группе "Стенабит" и группе "Последние танки в Париже", которая играла несколько песен "Химеры", в которой он тоже иногда играл на разных инструментах. Обе группы были частыми гостями у нас в клубе. Витус потом говорил, что это Эдик научил его играть на барабанах.

Летом 1994 года "Химера" совершила Европейский тур с группой анархистов из Швейцарии Steine Fur Den Freiden. Юра поехать не смог и на басу пришлось играть Гене Бачинскому. В свой первый тур Гена и Эдик неосмотрительно взяли своих жен. Это имело серьезные последствия. В это время мне тоже довелось быть в Германии с группой "Вино". И я уговорил своих немецких друзей сделать крюк в 300 километров и поехать на панк-пикник недалеко от Бремена, где должна была играть "Химера". Концерт был не самым лучшим, но я был очень рад их всех повидать. Правда, к этому времени после месяца, проведенного на колесах и ночевок в сквотах, у них нарушились отношения внутри группы, девушки друг с другом уже не разговаривали. А когда все вернулись домой, Гена сложил с себя функции басиста и менеджера и покинул группу.

Это было грустно, поскольку то, что для этой группы делал Гена, вряд-ли бы мог сделать кто-то другой. Он постоянно что-то изобретал, выпускал концертные записи и альбомы, которые они записывали с Андрюшей Алякринским. Особенно интересен концептуальный альбом "Маша и Медведь", записанный ими во время одного из концертов "Егазебы". В каждом номере его "Вестника Лабуха" (музыкальной страницы в студенческой газете ЛЭТИ) непременно была заметка о "Химере" и всегда с юмором. Приводилась дискография, публиковались фотографии группы и картинки Эдика. Фактически он создал настоящий фан-клуб. И поскольку я был преданным фаном этой группы, я всегда с удовольствием читал эту газету. Плюс ко всему Гена - очень эрудированный и коммуникабельный человек - имел массу контактов и находился в постоянной переписке с музыкантами по всему миру.

Я внимательно наблюдал за всем происходящим с этой группой. После Гены у них так никто и не появился. Прошло больше года, они по-прежнему регулярно играли в "ТaMtAmе", но за пределы его уже никуда не могли выйти.

Вова Матушкин, который после ухода Андрюши Алякринского из "TaMtAma" взял на себя функции звукорежиссера, записал альбом "Нуихули", который, как и все предыдущие, не был выпущен, а тиражировался кустарным образом и распространялся среди друзей. Может быть, несколько штук было продано во время концертов.

Осенью 1995 года мне довелось стажироваться в Нью-Йорке. Я на два месяца углубился в изучение местной независимой музыкальной сцены, сопоставляя ее с тем опытом, который я имел в нашем клубе. По возвращении, еще не оправившись от джет лэгa, я попал прямо на концерт "Химеры". Я был настолько ошеломлен, что после концерта побежал в гримерную и предложил им контракт. Конечно же, мы ничего не подписывали, но я был готов делать для них все, что угодно, зная, что я имею дело с великой группой. Я верил, что надо чуть-чуть подождать, записать грамотный альбом, и все будет хорошо - она займет подобающее место и приобретет заслуженный авторитет. Но надо было с чего-то начинать.

В это время на горизонте появился мой старый знакомый Леша Ершов, который вернул к жизни свой лейбл "Kurizza Bros" и решил обратить внимание на независимые группы. Конечно же, в числе первых групп, которые я ему порекомендовал, была "Химера", и они тут же подписали контракт. Я был очень доволен.

Мы во второй раз съездили в Москву, но места были не совсем правильными для такой музыки, на концертах было мало народу, а мой старый друг Саша Липницкий, который организовал их, "подмочил" свою репутацию в этих местах, порекомендовав такую группу.

"Kurizza" уже записала "Югендштиль" и "Пауков", и очередь уже подходила к "Химере".

Вскоре, в компании Андрюши и Босса, мы с "Химерой" отправились в Германию, где они сыграли несколько хороших концертов в Гамбурге и один абсолютно выходящий из всех рядов вон концерт в Берлине. Это было в сквоте на Linienstrasse. Посреди двора в огромном котле на костре готовилась еда. Зал был в подвале, попасть в который можно было только по автомобильным покрышкам, брошенным в воду. Народу было вполне достаточно, и начался обыкновенный концерт, где играли классические немецкие группы. Когда же заиграла "Химера", и все уже хорошо разогрелись, откуда-то появились натуральные гоблины с факелами и бутылками керосина в руках, которые, растолкав публику перед сценой, стали извергать огонь. Пятиметровые языки пламени начали носиться под низким потолком, всех обдавая жаром. Все просто присели на корточки. Через несколько минут уже весь подвал был наполнен дымом, а с потолка капали пары керосина. Чуть было не началась паника, и вся публика со слезящимися глазами с трудом выползла во двор. Оказавшись на воздухе, откашливаясь и восхищаясь местными обычаями, мы однако еще долго слышали, как "Химера" продолжала играть, последними покинув поле битвы. Выяснилось, что таким приемом было выказано наивысшее одобрение.

Вернувшись, мы узнали, что "TaMtAm" закрыли. Но начиналось лето, и значит, все было в порядке. "Химера" приступила к записи на "Мелодии". Запись проходила легко и безмятежно, параллельно с нею велась съемка документального фильма, которую мы затеяли с Сашей Розановым. Я же не мог на ней сконцентрироваться, поскольку меня сильно подкосило известие о болезни Курехина. Когда запись была окончена и пора было переходить к выпуску, у нас начались некоторые разногласия с Ершовым относительно концепции альбома. Получалось, что мы изначально все это видели по-разному. И по прошествии нескольких недель изнурительных разговоров мы пришли к разумному соглашению, что я могу "выкупить" "Химеру", возместив расходы на запись. Я не был готов к такому развитию событий, но почувствовал некоторое облегчение. Группа ни во что не вмешивалась, мне удалось найти деньги, и контракт был расторгнут. Сейчас трудно судить, какое решение было правильным, но тогда я не был в состоянии ждать, когда что-то разрешится само-собой.

В это же время "Химера" приняла участие в фестивале "Учитесь плавать", но их выступление осталось незамеченным, хотя песня "Карма Мира" попала в сборник. В фестивале же на Петровском стадионе они не принимали участия, поскольку еще в бытность "TaMtAma" Женя Мочулов предложил мне провести отборочный тур и направить депутатов на суд авторитетной комиссии для участия собственно в фестивале. Это совершенно противоречило моей концепции клуба и всему тому, что я делал в последние годы, и я категорически отказался.

Дело в том, что группы, игравшие в "TaMtAme", в нем не состояли, а то, что имена многих с ним ассоциировались - это вопрос взаимной симпатии и привязанности. Хотя я прекрасно отдаю себе отчет в том, что такие фестивали нужны, и для многих групп это реальный шанс обратить на себя внимание. Получалось так, что мои принципы шли вразрез с тем, что должен делать менеджер в интересах группы.

Взвесив все за и против, уже приобретя опыт заключения контрактов с лейблами, чтобы не пришлось отстаивать интересы группы, я решил выпустить "Химеру" под собственным лейблом "TaMtAm". Но все, на что я мог решиться в это время - это выпустить его на кассете. Финансовая ситуация не позволяла замахнуться на CD. Но во всем этом присутствует известная доля снобизма, и, конечно же, каждая молодая группа хочет видеть свой опус выпущенным на CD. Это веяние времени.

Осенью мы собрались у меня дома на художественный совет при участии всей группы. Альбом, который мы составили с Андреем Алякринским, был принят, но процесс выпуска кассеты затянулся на долгие месяцы. Началось все с того, что в процессе работы над обложкой, когда мы с Эдиком приехали к Ие Тамаровой, которая делала макет, и я увидел первую пробу, мне пришла в голову идея анонимного плаката с загадочным словом ZUDWA.

Еще с первого исполнения этой песни в "ТaMtAme" я был очарован ею, и меня завораживало это слово. Еще было достаточно тепло, и мне показалось, что будет интересно, если в течение недели по всему городу мы расклеим 2000 плакатов. Люди будут натыкаться на них в самых неожиданных местах и никто ничего не будет понимать. Но кто-то будет знать, что это не реклама зубной пасты. И постепенно у всех на устах будет ZUDWA. Но сперва что-то не сложилось по срокам, потом две трети тиража ушли в брак, и к тому моменту, когда мы все-таки имели около 600 плакатов и мои друзья из "TaMtAma" взялись за расклейку, начались дожди. А когда мы получили весь тираж, и вовсе наступили морозы. ZUDWA кампания провалилась, хотя в некоторых местах до сих пор можно наткнуться на обрывок этого плаката. У меня же дома их осталось больше тысячи. Такие же нелепости преследовали и саму кассету, когда возникали препятствия на каждом этапе ее изготовления, от полиграфии до мастер тэйпа, и она категорически не хотела выпускаться.

Глубокой осенью нам удалось арендовать репетиционную точку в неотапливаемом здании бывшего НИИ Киноаппаратуры на улице Бакунина. У меня было некоторое количество аппаратуры, которой было вполне достаточно для репетиций, и мы обосновались в самом дальнем крыле здания на последнем этаже.

Еще в период "TaMtAma" время от времени с "Химерой" играл тромбонист Юра, игра которого добавляла некоторый кайф к звуку группы. А этой осенью появился трубач Антон, который, как мне казалось, в эту группу не привносил ничего. Уникальная манера Эдика одновременной игры на гитаре и трубах была неповторима. Но они очень сблизились с Эдиком, и он оказывал на него сильное влияние. В чем оно выражалось, я не знаю, но Эдик изменился. До меня доносились слухи, что Антон выражал недовольство тем, что моя нерасторопность не позволяет этой группе зарабатывать деньги. Но я ничего не мог поделать, мы имели разный опыт, и, вероятно, он лучше меня знал, как такая группа может зарабатывать деньги. Концерты в это время оказались возможны только в "Горе", и на одном из них Эдик растоптал гитару. Этот сценический прием, который Эдик уже давно практиковал, Антон тоже интерпретировал как акт отчаяния. Я знал, что это не так, и мне было досадно, что я в чем-то должен перед ним оправдываться. Ребята из группы все где-то работали, и вопрос денег не стоял у них так остро, как у Эдика, но я всегда старался ему помочь. Оставалось уповать на то, что с выходом альбома обстоятельства переменятся к лучшему. Уже были предварительные договоренности о том, что весной или летом снова можно будет поехать в Германию.

Чуть позже в соседнем квартале открылось "Молоко". Для каждого концерта в этом клубе аппаратуру приходилось носить на себе. Иногда ее у нас брали и для концертов других групп. Порой ее не успевали вовремя отнести назад, а то и просто это не имело смысла и было лень, поскольку приближался уик-енд, и ее надо было нести назад. Вначале точка обогревалась мощным промышленным обогревателем, но с наступлением холодов его у нас отобрали, а трамвайных и бытовых обогревателей, которые мы насобирали, было недостаточно. Когда же у Эдика возникали семейные проблемы, и он оставался там ночевать, то это трудно было себе представить.

Чтобы оправдывать расходы на аренду точки, мы пытались было скооперироваться с Маркшейдерами, Растоманом, Nord Folks, а впоследствии и с "Вермишелью", с которой я только что сам начал играть. Но Маркшейдеры пару раз порепетировали и переехали на более удобную точку. "Вермишель" чувствовала себя неуютно, иногда, приходя на репетицию, там можно было застать спящих незнакомых людей. Становилось грустно, почти никто не репетировал, надо было изобретать какие-то средства, чтобы оплачивать точку. Я чувствовал свою беспомощность, и на очередном концерте Химеры в "Молоке" я предложил от нее отказаться до наступления тепла. Но Эдик меня уговорил, что эту точку непременно надо сохранить.

В середине февраля, под лейблом TaMtAm 001 вышел первый релиз - Химера ZUDWA.
Но это уже не имеет никакого значения.

(Опубликовано в журнале "Пчела" в апреле 1998 года)