Новости и слухи
Цитата по поводу
Глазами очевидцев
Справка
Редкая пластинка
Как это было
Акции
Книжная полка
Я знаю места
Календарь

Полная Дискография
Другая Музыка

Гостевая книга

Архив рассылки

Для молодежного журнала "Мана", Прага.

ВСЕ В НАДЕЖНЫХ РУКАХ

В конце восьмидесятых радиоприемники принесли в дома русских людей внезапные странные слова, нежные до пронзительности ритмы. Эти слова были ни о чем конкретно, но о чем-то настолько важном... О чем-то за Перестройкой, за любым социальным строем, за человеческой идеологией и культурой... Услышав чуть вибрирующий, как дрожание свечи, голос, школьники откладывали учебники, домохозяйки опускали трудолюбивые руки, поэты комкали исписанные листы.
"Ты знаешь, небо
становится ближе, -
неторопливо, глубоко и без сомнений сообщал голос, -
с каждым днем".
Что-то потревожило человеческий сон...
Но потревожило его настолько бережно...
Эта нежная рука, коснувшаяся спящего сознания, передала колоссальную энергию. Захотелось видеть то иное, на что намекал голос. Воспринимать это "иное" - и иначе, чем через зрение. Быть ИНЫМ. Новое, неизвестное, лишенное всех знакомых характеристик, вызывало восхищение и притягивало...
Голос, подрагивающий, как свеча, передал импульс. Нечто начало становиться ближе... С каждым днем.
Без рекламы, без официальных концертов, без интервью в газетах и журналах имя автора музыки и текстов стало повсеместно известно. Почти сразу его полное звучание Борис Гребенщиков сократилось до краткого символа БГ.
...В конце следующих лет - девяностых один из журналистов задаст Борису Гребенщикову нелепый, казалось бы, вопрос: "А Вы себя слушаете?" "Я что, сумасшедший?" прямолинейно удивится БГ, но вопрос исчерпывающе характеризует ситуацию: молодое поколение русских интеллектуалов слушает им созданную группу - "Аквариум", иногда и только "Аквариум". Они искренне недоумевают: "Что может на русском языке слушать человек, написавший на этом языке лучшее?"

* * *
...Группа начинает формироваться еще в семидесятые, еще в старших классах школы - из друзей и одноклассников Бориса. Она совмещает много лиц: это и музыкальный ансамбль, и авангардный театр, и экспериментальное сообщество - островок новой цивилизации.
Первые концерты происходят на ступенях широкой лестницы Инженерного замка, обращенного к Неве. Гребенщиков поет своим друзьям, случайным прохожим, просто Ленинграду, высокому северному небу и каким-то невидимым существам, с которыми с самого начала ведет в своих текстах диалог.
Приходят выступления на квартирах, затем без разрешения и рекламы - в маленьких Домах Культуры. Очарованные звукооператоры записывают и копируют первые пленки, пленки начинают расползаться по стране. С каждой копии в каждом городе делаются следующие копии. В начале восьмидесятых еще далеко не у всех есть магнитофоны, но количество пленок Аквариума растет как лавина.
Людей поражает то, что они слышат:

"Сын человеческий, где ты?
Скажи мне еще один раз,
Скажи мне прямо: кто мы теперь?
Скажи мне истинно:
где мы сейчас?"

Эти слова несут необратимые перемены в сознании. Они "снимают рашпилем грим". Они передают бесстрашный взгляд на суть.
Эти слова приближают напрямую.

"Моя работа проста я смотрю на свет.
Ко мне приходит мотив я отбираю слова.
Но каждую ночь, когда восходит звезда,
Я чувствую плеск волн, которых здесь нет".

Это диалог с главным.
"Здравствуй, моя смерть, я рад, что мы говорим на одном языке".

Это безграничная радость:
"Я проснулся, смеясь,
я спустился вниз, я вернулся назад;
я проснулся, смеясь
над тем, какие мы здесь".

Мелодичная музыка завораживает.
"На нашем месте должна быть звезда, ты чувствуешь сквозняк оттого, что это место свободно".

* * *
Переломным для всей русской рок-музыки становится 1987 год, группа "Аквариум" выводит ее из подполья. На риск идет центральное телевидение предлагает всей стране музыкальную передачу с русскими лидерами еще запретной рок-стихии. Посвященные - единицы в провинции, десятки в крупных городах, сотни в Москве и Петербурге затаив дыхание следят за ответами Бориса Гребенщикова и других участников группы и ожидают реакции советского общества. И запуганное советское общество, которому пропаганда навязывала образ рок-музыканта как скандального аморального чудища, расслабилось: "Какие милые, глубокие, интеллигентные люди!" Рок-н-роллу в России официально разрешено существовать.
"Тронулся лед так часто бывает весной;
живущим на льдинах никто не сказал,
что может быть так..."
Весной этого же года выходит первая пластинка группы. В последующие годы она переиздается снова и снова, пока общий тираж не приблизится к двум миллионам экземпляров.
Летом "Аквариум" приезжает в Москву. Впервые концерт должен состояться на стадионе - в Центральном Парке Культуры и Отдыха. Музыканты, милиция, сама публика шокированы происходящим: желающие попасть на концерт представляют собой бесконечную очередь вокруг всей ограды парка. Автобус с музыкантами окружает толпа, сквозь которую он пробирается полчаса. Под огромной сценой беснуется десять тысяч человек, размахивает транспарантами и флагами, скандирует лозунги. За собственным шумом им не слышно музыки и слов, но в этой ситуации концерт уже не важен, Борис Гребенщиков может стоять на сцене молча. Люди празднуют нечто, что реализовалось, что нашло путь в их мир. Волнение распространяется и на атмосферу. Темнеет и начинается гроза. Людей промывает ливневым дождем, в черном небе сверкают молнии.
Вокруг "Аквариума" бушует буря.
Несколько лет подряд на концертах в огромных Домах Культуры и Дворцах Спорта публика сметает кордоны, выламывает входные двери и выбивает окна, а к окнам второго этаже приставляет лестницы. Выступления задерживаются, потому что музыканты не могут пробраться в здание сквозь толпу.
Первый видеоклип показывают по телевидению иногда по три раза в день.
Концерты и пластинки, фильмы и книги, гастроли по Волге, по Сибири, Прибалтике...
Журналисты отмечают: "В стране едва ли осталось пять человек любого пола и возраста, не знающих, кто такой Борис Гребенщиков".
Приходит фанатичная популярность и... глубокая тоска по истинному пониманию. БГ снова и снова пытается заговорить с журналистами и публикой оттуда, где он есть "с той стороны прозрачного стекла"... Но люди еще не умеют отразить в нужных словах бытие "по ту сторону", которое их настолько привлекает. В интуитивных попытках приблизиться к этому они снова и снова задают вопросы о внешнем, они стремятся по привычке поклоняться форме, они пытаются склеить идола... БГ взрывает и собственную легенду, и всю стремящуюся его интегрировать привычную реальность: "Вот они фанера и клей".
Он отказывается давать ответы журналистам на многие вопросы. Он пытается изолироваться от докучающего внимания. Его тяготит вербальное общение.
Но популярность растет. Стены всех семи этажей лестницы в доме на пути к его комнате покрываются надписями: "БГ бог".

* * *
Признание становится сверхмассовым, но остается все еще не коммерческим.
По-прежнему в квартире-коммуналке, населенной многими семьями, нет возможности играть на гитаре, и БГ играет над квартирой - на крыше семиэтажного старинного дома.
По-прежнему еще остаются материальные проблемы. Но какой-то частью себя БГ этого не замечает. Какой-то частью и значительной - его "здесь" нет. И никогда не было.
Над "реальными" сумрачными русскими городами разливается щемящая вибрация "города золотого", "с прозрачными воротами и ясною звездой".
Гребенщиков рассказывает, где он бывает, где он живет. Это комплексно иной мир.
Там "гранитные поля и шары из хрусталя". Там голубые и пурпурные снега. Там города-сады: "все травы да цветы". Синеглазые волки и серебряные единороги, кони из огня с уздой изо льда... "Лебединые дни" и "утра накануне чудес".
Там слышна "музыка серебряных спиц".
Там взлетают птицы из пепла. В надзвездной тишине плывет матрос с берегов Ориона. "Реет черный истребитель, весь в парче и жемчугах... на пилотах чадра, ты узнаешь их едва ли, но если честно сказать: те пилоты мы с тобой".
Это полноценная иная реальность, которая лишь для восприятия изнутри линеарного времени фрагментарна. Слова и ритмы вызывают стереоэффект иной мерности и иных возможностей времени, текущего вольно во всех направлениях, плавно вращающегося и растворяющегося. Гребенщиковские символы и мифические герои не несут в себе негативных или позитивных характеристик, они вне этого, они за дуализмом мышления, они на грани взаимного перетекания и растворения...
Таково его отношение и к тому состоянию сознания, которое приносит людям иллюзию ограничивающего материального мира. Для БГ это состояние ни на миг не является авторитетным, он свободен видеть вещи так, как ему нравится, как им этим вещам нравится. В своих песнях он позволяет экстатически встретиться разнообразным явлениям в наслаждении друг другом.
"С мерцающей звезды нисходит благодать... Закрытых глаз таинственное братство зовет нас в игры странные играть..."
Быть может, Гребенщиков и не воспринимает никакого человечества, лишь "таинственное братство", никакого "реального" мира, который люди имеют в виду как свое место обитания, - лишь "игры странные". Быть может, для него "этот мир" и не существует. Тем более, что он и не существует.

* * *
"Я одно могу сказать, - делится в интервью своим видением один из музыкантов группы: - от техники перебирания пальцами не зависит вообще ничего. Прежде всего душа должна быть организована таким образом, чтобы из нее выходили необходимые звуки, и сколько их будет, и как они будут сыграны она сама определит... Мы же все всегда очень сильно ориентировались на магию процесса в наших концертных выступлениях. Для нас это было чуть ли не самым главным."
О композиции "Мы никогда не станем старше рассказывает иной музыкант группы: "Я даже бога почувствовал, не побоюсь этого. На этой песне на концерте в ДК Ленсовета было нечто, что я отказываюсь объяснять и понимать. Со мной чуть ли не истерика была". На этой песне кто-то плакал, кто-то выбегал из зала... Это был сеанс экзорцизма изгнания демонов, это был обряд причастия к Главному. Никогда не станут старше души, и прямой опыт отождествления с ними оставлял в психике слушателей незабываемый след.
"Люди, большей частью, не поняли последний концерт.., - замечает журналистка в одном из лучших интервью с лидером группы. Борис Гребенщиков отвечает: "Мы играли не для людей".
В этом разговоре он пытается подробнее определить происходящее:
"Я отказываюсь от какой-либо причастности ко всему, что было написано и сказано об "Аквариуме", включая все интервью, которые давались ни одно из них правильным не было, даже самые глубокие... Не было правильным с моей стороны. Никто из журналистов - не по своей вине, естественно не знал о чем нужно спрашивать, чтобы получить более или менее истинный ответ... Настоящее я не знаю, может ли быть описано, я не уверен. Но оно настолько ясно для всех, кто это слушает не сознанием, а чем-то внутри, каким-то внутренним слухом...
Главным в том, что мы называем Аквариумом , всегда было то, что напрямую передается через музыку. То, для чего слова и все остальные вещи, которые вокруг этого есть, служат только оберткой... Истинно то, что было внутри, есть внутри и будет. Внутри всей этой музыки... То, что на самом деле делалось и продолжает делаться, это не требует комментариев.
"Аквариум" a priori такой сияющий "Аквариум" вне времени, он все равно виден мне, виден с любой точки...
Несколько лет назад я увидел такую картинку: мы стоим перед стеклянной стеной, и вместе через нее не пройти через нее проходят все по отдельности".
"А когда станет понятно, кто прошел, а кто нет? спрашивает журналистка. - Встретятся ли все по ту сторону стены?" "Это станет ясно только для каждого отдельного человека", - отвечает БГ.
По сути, это не люди те, кто проходят. Это свободные и вечные космические существа. Они проходят каждым мгновением и всеми ощущениями своего существования. Нет ничего иного, кроме этого прохождения, кроме освобождающего движения в себе. Весь этот трехмерный и прочие миры это мягкое стекло безмерно большой ширины и безмерно малой тонкая пленочка напряжения в сознании.
По обе стороны стекла и играет "Аквариум" - для всех существ, заблудившихся в мирах как позиции сознания. Он играет не для людей.

* * *
В девяностые года БГ часто вылетает за границу и записывает там свои пластинки с участием известных западных музыкантов, легендарных звезд рока, творческий потенциал которых пытается переплести с тем новым, что родится в нем.
БГ носит с континента на континент искру, которую стремится привить в залах к восприятию людей, в силовых зонах к информационным полям планеты. В Англии он проводит медитации в кельтских священных местах, Америку он пересекает от Нью-Йорка до Калифорнии.
После возвращения Гребенщикова из поездок по англоязычным странам один из тележурналистов задает вопрос: "Так где же Родина рок-н-ролла в Америке, Англии или в России?" В ответ Борис указывает на сердце: "Здесь".
В России он объезжает наиболее открытые вольному небу монастыри пока за ним не увязываются паломники, которых волнуют не мощи христианских святых, но присутствие "живого БГ" (энтузиасты отправились вслед за ним даже на Соловки, суровый монастырь на далеком острове в холодном Белом море). Журналисты спешно готовят интервью о православии. С уважением и мягкостью к любым, и очень странным, потребностям человеческого сознания, БГ кратко отмечает позитивные стороны этой религии, но ясно отмежевывается от попыток искать в его пути и творчестве интерес к православию.
Но публике ясно, что деятельность Гребенщикова вышла за рамки рока, и публика пытается принимать через отождествление. Истины, которые он несет, нуждаются для понимания в дополнительных расшифровках.
А БГ ищет покоя, ясности и исчерпывающей глубины. Его притягивает возможность невербальной коммуникации и более вольного пространства для пробужденной мысли. Он уезжает в Тибет. Возвращается и уезжает снова. Русские журналисты спрашивают с надеждой при расставании: "Вернешься?" Ламы с улыбкой произносят при расставании: "Вернешься"...
В песнях появляются мантры. Мантры выходят отдельным альбомом. Среди поклонников "Аквариума" ширится интерес к буддизму и восточным философским системам. Лидер группы медитирует, участвует в обрядах бхо-вы, в интервью говорит о вегетарианстве. Его одухотворяющее влияние на культуру уже настолько велико, что журналисты находят ему характеристику, прочно укрепляющуюся в сознании множества людей - "всенародный гуру". Публика проживает откровение, что каждый альбом и каждая отдельная песня "Аквариума" по сути, медитация, каждый концерт обряд бхо-вы, обряд умирания. Или рождения. Обряд трансформации на пути бесконечных трансформаций.
В Борисе Гребенщикове видят ламу, готовящего души к освобождению от плотных оболочек - тел. Становится ясно, что многое спето не для ограниченного рационального сознания, а напрямую для освобожденного, способного реконструировать главное, все мудрые советы и ясные рекомендации, как БЫТЬ вне опоры на время и вращение сансарной суеты.
При всей глубине отношения к буддизму, изучать который Борис начал со своих пятнадцати лет, когда познакомился с первыми советскими буддистами и получил от них самиздатовские и англоязычные книги, он избегает серьезной идентификации с Востоком элегантнейшим образом юмором:
"Если поймешь, что сансара - нирвана, то всяка печаль пройдет".
Песни этого периода, наполненные буддистской и индуистской символикой, пронизаны мягкими, теплыми шутками, в силу своей парадоксальности оживляющими каждый образ силой и объемностью.
На горизонте новая волна массовое увлечение шаманизмом, растениями силы, энергетическими и "с новыми" практиками. И обнаруживается, что и эту тенденцию в России Гребенщиков уже давно возглавляет, читателям и слушателям становятся более близки его упоминания о тотемных животных, "растениях-союзниках" и необходимости проснуться во сне. Журналисты, вдохновленные новым течением, соответственно строят вопросы в интервью: энергетическое действо на концертах им открывается как форма шаманского ритуала. Появляется длинное, подобное лекции или списку рекомендаций, интервью с названием "Русский путь? Ни фига, путь Духа!"
Почитатели начинают искать прямой смысл в старых текстах типа:
"Глубоко в джунглях, куда я вернусь, когда кончу дела"...
В ответ им звучит новый текст: "Я тоже шаман, но другой!"
Новое поколение поклонников острее видит, что Борис Гребенщиков практически не пишет песен о чем-то. Все его песни о главном. Самые младшие слушатели не удивляются его пронзительному знанию, его всеобъемлющему присутствию. Множеству юных русских шаманов кажется, что БГ создает для них навигационные карты путешествий по внутренним измерениям. Все его вибрации слов и музыкальных инструментов - обращены к сознанию. К сознанию, которое в телах в "реальном" человеческом мире порой ощущает себя отрезанными от знания о себе, запертым в безнадежно прочную глухую коробку, - для Бориса Гребенщикова это аквариум, в котором играют цветные рыбки, золотые рыбки исполнительницы собственных желаний. Все они когда-то проступят стенами игр и барьерами желаний. Растворят прозрачные стекла аквариума навстречу океану свободы.

* * *
Экстрасенсы и ясновидцы пытаются провозгласить Гребенщикова "своим", в текстах выискиваются конкретные данные: упоминаемые цифры интерпретируются как даты кардинальных перемен, такие фразы, как "Я вижу пепел" истолковываются как прямые пророчества.
Учителя эзотерических школ дают ученикам домашнее задание: "Слушайте Гребенщикова, там все сказано".
Многим становится интуитивно понятно, что творчество "Аквариума" происходит вне времени, просто просвечивает из того состояния, в котором реализуется.
С точки зрения Гребенщикова, с его позиции видения, происходит то, что и всегда происходило исполняется "баланс вечности".
И трепетный голос, подобный голосам мистических птиц, зовущим в бесконечную даль, поет необъяснимые слова:
"Пусть идет дождь, пусть горит снег,
Пускай поет смерть над густой травой.
Я хочу знать; просто хочу знать,
Будем ли мы тем, что мы есть, когда пройдет боль".
Голос манит будто откуда-то издалека:
"Видел ли ты летающую тарелку, над крышей твоей светящую, будто звезда?"
И обращается к слушателю так, что это необъяснимо близко, - прямо изнутри его восприятия:
"И когда мы приходим,
Мы смотрим на небо;
Мы смотрим на небо,
Мы смотрим в него так долго.
И может быть, это картина,
Иллюзия и картина.
Но, может быть, это правда;
Скорее всего, это правда".
Рациональный разум слушателя, наконец, останавливается, просто чувствуя, уже не ища объяснений.
К концу двадцатого века, к концу старого света, концу времени человечество близится к состоянию, о котором речь. И без драматических трансформаций все проступят тем "зеркальным стеклом", которое напоминает о себе во множестве гребенщиковских текстов, той стеной аквариума, той тонкой пленочкой, что отделяет рядового человеческого гуманоида, бредущего в темнотах, от спокойного, мудрого и искрящегося радостью знания о неограниченном вечном себе.
Борис Гребенщиков ждет и встречает. Освободившихся, просветлившихся, проснувшихся, освободивших свою мысль, оторвавшихся от программ Матрикс. Отвергнувших привычки старого человечества, насилие к людям и умерщвление животных, коварные игры эго и псевдоценности истории и культуры. Преодолевших зависимости всех видов и овладевших энергией мысли. Слышащих друг друга на любом расстоянии, чувствующих океан жизни за пределами органической материи, сияющих в совершенстве всех своих мыслеформ. Живых. Бессмертных. Всех. Таких, какие вы есть, но не видите этого. Он видит и снова и снова рассказывает вам о вас.
Он видит правильно.
Не будем его подводить.
"Все, что есть у нас это радость и страх,
Страх, что мы хуже, чем можем,
И радость того, что все в надежных руках..."
Не будем хуже, чем можем, - все в надежных руках.

Автор неизвестен...

[ в "Книжную полку" ]    [ читать последний выпуск ]

© Сергей Варюшкин
varyushkin@mail.ru
 ICQ 7837257